Карамзин Николай Михайлович
Карамзин Николай Михайлович (1766 - 1826)
Аркадий Минаков, Воронеж
179
лет назад скончался Н.М. Карамзин, выдающийся русский мыслитель, создавший
цельную, оригинальную и весьма сложную по своему теоретическому содержанию
концепцию Самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно
связанного с Православной Церковью
Карамзин
Николай Михайлович [1.12. 1766, с. Михайловка Бузулукского уезда Симбирской
губернии – 22.5. 1826, С.-Петербург], один из основоположников русского
консерватизма, историк, писатель, журналист, поэт.
Происходил
из крымско-татарского рода Кара-мурзы (известного с XVI в.). Детство провел в
имении отца — Михаила Егоровича, помещика средней руки – селе Знаменское, затем
воспитывался в частном пансионе Фовеля в Симбирске, где учили на французском
языке, потом — в московском пансионе проф. И.М. Шадена. Шаден являлся
апологетом семьи, видел в ней хранительницу нравственности и источник
образования, в котором религия, начало мудрости, должна была занимать ведущее
место. Наилучшей формой государственного устройства Шаден считал монархию, с
сильным дворянством, добродетельным, жертвенным, образованным, ставящим во
главу угла общественную пользу. Влияние подобных взглядов на Карамзина
неоспоримо. В пансионе Карамзин выучил французский и немецкий языки, учил
английский, латынь и греческий. Кроме того, он посещал лекции в Московском
университете. С 1782 г. Карамзин служил в Преображенском полку. В это же время
начинается его литературная деятельность. Первое печатное произведение
Карамзина — перевод с немецкого С. Гесснера “Деревянная нога”.
По
смерти отца Карамзин в 1784 вышел в отставку и уехал в Симбирск, где вступил в
масонскую ложу “Золотого венца”. Спустя год Карамзин переехал в Москву, где
сблизился с московскими масонами из окружения Н.И. Новикова, под влиянием
которых формируются его взгляды и литературные вкусы, в частности, интерес к
литературе французского “Просвещения”, “энциклопедистам”, Монтескье, Вольтеру и
пр. Масонство привлекало Карамзина своей просветительской и благотворительной
деятельностью, но отталкивало своей мистической стороной и обрядами. В конце
1780-х гг. будущий писатель участвует в различных периодических изданиях:
“Размышления о делах Божиих...”, “Детское чтение для сердца и разума”, в
которых публикует собственные сочинения и переводы. К 1788 г. Карамзин
охладевает к масонству.
В
1789-1790 г. совершает 18-месячное заграничное путешествие, одним из
побудительных мотивов которого был разрыв Карамзина с масонами. Он побывал в
Германии, Швейцарии, охваченной революцией Франции и Англии. Будучи свидетелем
событий во Франции, неоднократно посещал Национальное собрание, слушал речи
Робеспьера, завел знакомства с многими политическими знаменитостями. Этот опыт
оказал на дальнейшую эволюцию К. огромное воздействие, положив начало
критическому отношению к “передовым” идеям. Так, в “Мелодоре и Филалете” (1795)
Карамзин ярко выразил неприятие и шок, вызванный реализацией идей “Просвещения”
на практике, в ходе так называемой “Великой Французской революции”:
“Век
просвещения! Я не узнаю тебя — в крови и пламени не узнаю тебя — среди убийств
и разрушения не узнаю тебя!” [
1]
По
возвращении из-за границы издает “Московский журнал” (1791-1792), альбом
“Аглая” (1794-95), альманах “Аониды” (1796-99), “Пантеон иностранной
словесности” (1798), журнал “Детское чтение для сердца и разума” (1799),
публикует “Письма русского путешественника” (1791-1792), принесшие ему
всероссийскую известность, сближается с консервативно настроенным Г.Р.
Державиным и окончательно порывает с масонством. В этот период Карамзин
испытывает все нарастающий скепсис по отношению к идеалам “Просвещения”, однако
в целом остается на западнических, космополитических позициях, будучи уверенным
в том, что путь цивилизации един для всего человечества и что России должна
идти по этому пути: “все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть
людьми, а не славянами” (Письма русского путешественника. Л., 1987. С.254). Как
литератор, он создает новое направление, так называемый сентиментализм,
осуществляет масштабную реформу русского языка, с одной стороны, ориентируя его
на французские литературные модели, с другой, приближая его к разговорному,
полагая при этом, что русский бытовой язык еще предстоит создать. В наибольшей
степени сентиментализм получил отражение в таком произведении как “Бедная
Лиза”(1792). Стремление Карамзина “офранцузить” русский язык не следует
преувеличивать. Еще в 1791 г. он утверждал: “в нашем так называемом хорошем
обществе без французского языка будешь глух и нем. Не стыдно ли? Как не иметь
народного самолюбия? Зачем быть попугаями и обезьянами вместе?” [
2] .
Кроме того, тогдашний космополитизм Карамзина сочетался с своеобразной
литературной борьбой за возвращение к русским истокам. К примеру, его повесть
“Наталья, боярская дочь” (1792) начиналась словами: «Кто из нас не любит тех
времен, когда русские были русскими, когда они в собственное платье наряжались,
ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему
сердцу..?» [
3]
В
апреле 1801 г. Николай Михайлович женился на Елизавете Ивановне Протасовой,
которая через год скончалась, оставив дочь Софью.
Восшествие
на престол Александра I положило начало новому периоду в идейной эволюции
Карамзина. В 1802 г. он выпустил в свет написанное в 1801 г. “Историческое
похвальное слово Екатерине Второй”, представлявшее собой наказ новому царю, где
он формулирует монархическую программу и ясно высказывается в пользу
самодержавия. Карамзин развернул активную издательскую деятельность: переиздал
“Московский журнал”, предпринял издание “Пантеона российских авторов, или
собрание их портретов с замечаниями”, выпустил первое свое собрание сочинений в
8 тт. Главным событием первых лет XIX века стало издание “толстого” журнала
“Вестник Европы” (1802-1803), выходившего два раза в месяц, где Карамзин
выступил в роли политического писателя, публициста, комментатора и
международного обозревателя. В нем он четко формулирует свою
государственническую позицию (ранее для него государство было “чудовищем”).
Примечательно также, что в своих статьях Карамзин довольно резко выступает
против подражательства всему иностранному, против воспитания русских детей за
границей и т.д. Свою позицию он недвусмысленно выражает формулой: “Народ
унижается, когда для воспитания имеет нужду в чужом разуме” [
4].
Более того, Карамзин призывает прекратить безоглядное заимствование опыта
Запада: “Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но
отвергает рабские подражания в безделках... Хорошо и должно учиться: но горе
народу, который будет всегдашним учеником” [
5] (.) К. критически
относится к либеральным начинаниям Александра I, формируя позицию, которую можно
обозначить как прото-консервативную, поскольку сам К. еще остается
“республиканцем в душе”. Не оставляет К. и литературу — в 1803 г. он публикует
“Марфу Посадницу” и ряд других произведений. Особенно стоит выделить “Мою
исповедь” (1802), где он резко полемизирует со всей просветительской традицией
— от “энциклопедистов” до Ж.Ж. Руссо. Его консервативно-монархические взгляды
становится всё более чёткими.
Еще
в конце 90-х гг. XVIII в. обозначился интерес Карамзина к русской истории. Он
создает несколько небольших исторических работ. 28 сентября 1803 г. писатель
обращается в Министерство народного просвещения к попечителю Московского
учебного округа М.Н. Муравьеву с просьбой об официальном назначении его
историографом, которая вскоре была удовлетворена особым указом от 31 октября. В
этом же году вышла книга А.С. Шишкова “Рассуждение о старом и новом слоге
российского языка”, в которой видный русский консерватор обвинил Карамзина и
его последователей в распространении галломании. Однако сам Карамзин никакого
участия в литературной полемике не принимал. Объяснить это можно тем, что
Карамзин был не только занят историографическими разработками, “постригся в
историки” (П.А.Вяземский), его позиция, в том числе и лингвистическая, под
влиянием занятий русской историей, стала сближаться с позицией Шишкова.
В
1804 г. Карамзин женился во второй раз – на Екатерине Андреевне Колывановой.
Его жизнь была наполнена напряженным трудом, зимой он проживал в Москве, летом
— в Остафьево.
С
1803 по 1811 г. Карамзин создает пять томов “Истории государства российского”,
попутно открыв и впервые использовав ценнейшие исторические источники.
В
конце 1809 г. Карамзин впервые был представлен Александру I. К 1810 г. ученый
под влиянием занятий русской историей становится последовательным
консерватором-патриотом. В начале этого года он, через своего родственника Ф.В.
Ростопчина, знакомится в Москве с лидером тогдашней “консерватвной партии” при
дворе — великой княгиней Екатериной Павловной и начинает постоянно посещать ее
резиденцию в Твери, где ее супруг, принц Ольденбургский, был
генерал-губернатором. Салон великой княгини представлял тогда центр
консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому
фигурой М.М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из “Истории...”
в присутствии великого князя Константина Павловича, тогда же происходит его
знакомство с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, которая с тех пор
становится одной из его покровительниц. В 1810 г. Александр I пожаловал
Карамзину орден св. Владимира 3 степени. По инициативе Екатерины Павловны
Карамзин написал и подал в марте 1811 г. Александру I, во время чтений в Твери
очередного фрагмента из своей “Истории...”, трактат “О древней и новой России в
ее политическом и гражданском отношениях” - наиболее глубокий и содержательный
документ зародившейся русской консервативной мысли. Наряду с обзором русской
истории и критикой государственной политики Александра I в “Записке”
содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому
содержанию, концепция Самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти,
тесно связанной с Православием и Православной Церковью.
С
точки зрения Карамзина, самодержавие представляет собой “умную политическую
систему” [
6],
прошедшую длительную эволюцию и сыгравшую уникальную роль в истории России. Эта
система была “великим творением князей московских” [
7], начиная с Ивана Калиты,
причем в основных своих элементах она обладала качеством объективности, то есть
слабо зависела от личных свойств, ума и воли отдельных правителей, поскольку не
была продуктом личной власти, а довольно сложной конструкцией, опирающейся на
определенные традиции и государственные и общественные институты. Система эта
возникла в результате синтеза автохтонной политической традиции “единовластия”,
восходящей к Киевской Руси и некоторых традиций татаро-монгольской ханской
власти. Большую роль также сыграло сознательное подражание политическим идеалам
Византийской империи [
8].
Возникшее
в условиях тяжелейшей борьбы с татаро-монгольским игом самодержавие было
безоговорочно принято русским народом, поскольку не только ликвидировало
иноземную власть, но и внутренние междоусобицы. “Рабство политическое” [
9]. не
казалось в этих условиях чрезмерной платой за национальную безопасность и
единство.
Вся
система государственных и общественных институтов была, по Карамзину,
“излиянием монаршей власти” [
10], монархический стержень пронизывал всю
политическую систему сверху донизу. При этом самодержавная власть была
предпочтительнее власти аристократии. Аристократия, приобретающая самодовлеющее
значение, могла стать опасной для государственности, например, в удельный
период или в период Смуты XVII века [
11]. Самодержавие “встраивало”
аристократию в систему государственной иерархии, жестко подчиняло ее интересам
монархической государственности.
Исключительную
роль в данной системе, по Карамзину, играла Православная Церковь. Она являлась
“совестью” [
12] самодержавной системы, задающей нравственные координаты для
монарха и народа в стабильные времена, и, в особенности, когда происходили их
“случайные уклонения от добродетели”. Карамзин подчеркивал, что власть духовная
действовала в тесном союзе с властью гражданской и давала ей религиозное
оправдание. В своей “Истории...” он подчеркивал: “история подтверждает истину,
что вера есть особенная сила государственная” [
13].
Самодержавная
система политической власти, по Карамзину, зиждилась также на общепризнанных
народом традициях, обычаях и привычках, того, что он обозначал как “древние
навыки” и, шире, “дух народный”, “привязанность к нашему особенному” [
14].
Карамзин
категорически отказывался отождествлять “истинное самодержавие” с деспотизмом,
тиранией и произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм самодержавия
было обусловлено делом случая (Иван Грозный, Павел I) и быстро ликвидировалось
инерцией традиции “мудрого” и “добродетельного” монархического правления. Эта
традиция была столь мощной и эффективной, что даже в случаях резкого ослабления
или даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти
(например, во время Смуты), приводила в течение короткого исторического срока к
восстановлению самодержавия [
15].
В
силу всего вышеперечисленного, самодержавие явилось “палладиумом России” [
16],
главной причиной ее могущества и процветания. С точки зрения Карамзина,
основные принципы монархического правления должны были сохраняться и впредь,
лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства,
которые вели бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При
таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы
преступлением перед русской историей и русским народом.
Карамзин
одним из первых в русской мысли поставил вопрос о негативных последствиях
правления Петра I, поскольку стремление этого императора преобразовать Россию в
подобие Европы подрывали “дух народный”, то есть самые основы самодержавия,
“нравственное могущество государства”. Стремление Петра I “к новым для нас
обычаям переступила в нем границы благоразумия” [
17]. Карамзин фактически обвинил
Петра в насильственном искоренении древних обычаев, роковом социокультурном
расколе народа на высший, “онемеченный”, слой и низший, “простонародье”, в
уничтожении Патриаршества, что привело к ослаблению веры, переносе столицы на
окраину государства, ценой огромных усилий и жертв [
18]. В итоге, утверждал
мыслитель, русские “стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых
случаях, гражданами России” [
19].
Основные
элементы концепции самодержавия Карамзина в той или иной форме были разработаны
последующими поколениями русских консерваторов: С.С. Уваровым, Л.А.Тихомировым,
И.А. Ильиным, И.А. Солоневичем и другими.
В
“Записке” Карамзин сформулировал до сих пор не реализованную на практике идею
“русского права”: “законы народа должны быть извлечены из его собственных
понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств” [
20] . ”Русское право также
имеет свои начала, как и Римское; определите их и вы дадите нам систему
законов” [
21] . Как ни парадоксально, в какой-то мере (но далеко не полной)
рекомендациями Карамзина воспользовался уже в царствование Николая I его
идейный противник М.М. Сперанский в процессе кодификации русского
законодательства.
Кроме
всего прочего, в “Записке” содержались классические принципы русского
консерватизма: ”требуем более мудрости хранительной, нежели творческой” [
22],
“всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надо прибегать
только в необходимости” [
23] , “для твердости бытия государственного
безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу” [
24]
.
“Записка”
была холодно воспринята императором, однако впоследствии он явно учел ее
основные положения. После падения Сперанского, кандидатура Карамзина на пост
статс-секретаря Государственного Совета рассматривалась наряду с А.С. Шишковым.
Предпочтение было отдано последнему как человеку военному, что было немаловажно
в условиях надвигавшейся войны с Наполеоном.
Работа
Карамзина над “Историей государства российского” была временно прервана
Отечественной войной 1812 г. Сам писатель готов был сражаться в московском
ополчении и в последние мгновения перед вхождением Наполеона в столицу покинул
город. 1813 г. Карамзин провел в эвакуации сначала в Ярославле, а затем в —
Нижнем Новгороде. В Москву Карамзин возвратился в июне 1813 г. и продолжил
работу над “Историей...”, невзирая на то, что в московском пожаре 1812 г.
сгорела его библиотека. В начале 1816 г. Карамзин приехал в Петербург просить
средств на издание первых восьми томов «Истории…». При поддержке императриц
Елизаветы Алексеевны и Марии Федоровны, после приема у А.А. Аракчеева,
Александр I удостоил Карамзина высочайшей аудиенции, в результате которой были
выделены необходимые средства, и написанные тома “Истории...”, без цензуры,
вышли в 1818 гг. (9-й том вышел в 1821, в 1824 — 10-й и 11-й, последний, 12-й
том вышел посмертно).
“История
государства Российского” пользовалась огромным успехом. С 1816 г. и до момента
своей смерти Карамзин жил в Петербурге, общаясь с В.А. Жуковским, С.С.
Уваровым, А.С. Пушкиным, Д.Н. Блудовым, П.А. Вяземским и др. По предложению
Александра I, Карамзин стал проводить каждое лето в Царском Селе, что всё более
и более усиливало его близость к царскому семейству. Государь неоднократно
беседовал с Карамзиным во время прогулок по Царскосельскому парку, постоянно
читал в рукописи “Историю...”, выслушивал мнения Карамзина на текущие
политические события. В 1816 г. Карамзин был пожалован титулом статского
советника, награжден орденом св. Анны 1-го класса, в 1824 г. стал
действительным статским советником. В 1818 г. Карамзин был принят членом
Императорской Российской Академии. В 1818 г. вышли восемь томов “Истории...”
тиражом в три тысячи экземпляров, которые стремительно разошлись в 25 дней.
Значение этого грандиозного труда точно выразил П.А. Вяземский: “Творение
Карамзина есть единственная у нас книга, истинно государственная, народная и
монархическая” [
25] .
Смерть
Александра I потрясла Карамзина, а мятеж 14 декабря окончательно надломил его
физические силы (в этот день он простудился на Сенатской площади, болезнь
перешла в чахотку и смерть).
Роль
Карамзина как деятеля культуры и русской историографии в целом осознана в
русской мысли. Однако значение Карамзина как консервативного мыслителя,
оказавшего определяющее влияние на русскую консервативно-патриотическую мысль,
историкам и философам еще предстоит раскрыть.
Список литературы
[
1]
Н.М. Карамзин. Сочинения в 2 томах. Л., 1984. Т.2. С. 179-180
[
2]
Там же. С.338
[
3]
Записки старого московского жителя. М., 1988. С.55
[
4]
Вестник Европы. 1802. № 8. С.364
[
5]
Соч.: В 2 т. Л., 1984. Т.2. С.230
[
6]
Записка о древней и новой России. М., 1991. С.22
[
7]
Там же. С.22
[
8]
Там же. С.23
[
9]
Там же С.22
[
10]
Там же. С.24
[
11]
Там же. С.28
[
12]
Там же. С.36
[
13]
История государства Российского: В 4 кн. М., 1989. Т.6. С.224
[
14]
Записка о древней и новой России. М., 1991. С.32
[
15]
Там же. С.49
[
16]
Там же. С.105
[
17]
Там же. С.32
[
18]
Там же. С.32-37
[
19]
Там же. С.35
[
20]
Там же. С.91
[
21]
Там же. С. 94
[
22]
Там же. С.63
[
23]
Там же. С.56
[
24]
Там же. С.74
[
25]
Вяземский П.А. Полное собрание сочинений. СПб., 1879. Т.2. С. 215
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.pravaya.ru/
|