Иустин (Попович), прп.
Иустин (Попович), прп. (1894-1979)
Владимир Варава, Воронеж
Наиболее
яркая и величественная фигура, появившаяся на сербско-русском
духовно-культурном горизонте - это фигура выдающегося сербского богослова и философа,
архимандрита Иустина (Поповича), прославленного Сербской Православной Церковью
в 1993 году
Прп.
Иустин (Попович) родился 6 апреля 1894 года в мест. Врание (Сербия). Учился в
России, Греции и на Западе. Защитил диссертацию в Афинах о преподобном Макарие
(1929). Профессор догматического богословия в Белграде. Автор многочисленных
духовных произведений. Скончался 7 апреля 1979 года в мест. Селие (Югославия).
Канонизирован Сербской Православной Церковью.
Об
этом выдающемся человеке, одном из преданных деятелей вселенского Православия,
епископ Банатский Амфилохий (Радович) так сказал (выделяя наряду с преп.
Иустином и таких великих подвижников нового времени, как владыку Петра II
Негоша и владыку Николая (Велимировича), пустынножителей Цетиньского и Орхидского):
«Исключительность и неповторимость этой богомудрой троицы состоит
преимущественно в том, что каждый из них, по-своему, соединил в себе философа,
богослова и поэта. Такой сплав – редчайший, но и самый благоуханный цветок, что
приносит земля. Соединить в себе философа, богослова и поэта – значит осознать
глубину бытия и твари, опытно встретиться с Тайной, на которой почивают все
существа и вещи, и к чьей полноте стремятся; перелить это знание и этот опыт в
самое образцовое, самое красивое человеческое слово – поэтическое. «Философские
пропасти» — это неоспоримое доказательство наличия этого тройственного
соединения в вулканической и богопламенной душе и христолюбивом сердце отца
Иустина».
Сказано
сколь точно, столь и великолепно. В современных учебниках и энциклопедиях по
философии отсутствует имя преп. Иустина. Но именно ему удалось раскрыть
философские глубины бытийной проблематики, обналичить коренные, исконные
запросы человеческого духа о смысле и назначении человеческой жизни, о Тайне
Бытия. Поражает также проникновенное отношение к русской культуре, понимание ее
смысла и значения.
Глубочайшее
понимание русской души сербским философом-святым свидетельствует о неоспоримой
духовно-душевной близости наших народов. Кто еще так мудро и проникновенно мог
говорить о русской душе: «Русская душа имеет свой рай и свой ад. Нет нигде
более страшного ада и более дивного рая, чем в душе русского. Ни один человек
не падает так глубоко, до крайнего зла, как русский человек; но в то же время и
ни один человек не взмывает так высоко, до вершин, превышающих все вершины, как
русский человек. История свидетельствует: русская душа мечется между чернейшим
адом и самым светлым раем. Мне кажется, что русская душа из всех душ на земле
имеет самый жуткий ад и самый чарующий рай. В драме русской души принимают
участие не только все ангелы небесные, но и все бесы ада. Русская душа – это
самое драматическое поприще, на котором беспощадно сражаются ангелы и демоны.
За русскую душу ревниво борются миры, борются вечности, борются сам Бог и сам
сатана».
Глубокое
проникновение в тайну русской души и тайну русской культуры у преп. Иустина
произошло через Достоевского, которого он тщательнейшим образом изучал и
постоянно называл «самым ревностным апостолом всеславянства».
Наверное,
далеко не случайно современный сербский поэт Ранко Йовович пропел такие стихи
русским в стихотворении «Что есть человек без подвига, Господи!»:
Русские
– царский народ,
оружия
люди и чести,
поэты
о всем,
поэты
даже в злодействе,
еще
пламенеют – только в пламени
Достоевского
и Толстого.
(Пер.
И.Числова)
Развивая
основные мысли и интуиции Достоевского, преп. Иустин так понимает
историософскую миссию славянства: «Только освященное и просвященное Христом
славянство обретает свое непреходящее значение в мировой истории и через
всеславянство ведет к всечеловечеству». «Просвященое Христом славянство» и есть
искомый идеал Леонтьева, идеал византизма, который четко формулируется сербским
святым. Так сербский святой снимает некоторое натяженное недоумение между
Достоевским и Леонтьевым, который первого обвинял в «розовом христианстве».
Миссия
славянства – размыть христианским братолюбием узко-националистические рамки,
сформированные западноевропейской геополитикой. Вместо безликого «глобального
человечества» — многоликое, ибо Христоликое, всечеловеческое. Либо
мертво-однообразный глобализм, основанный на дехристианизированных, точнее,
антиправославных, постмодернистских антропологемах, либо живое братское
всечеловечество, основанное на бесконечном многообразии национальных культур.
Всеславянский
идеал — это попросту христианская проповедь, обращенная ко всем народам во все
времена и эпохи. «Служить каждому человеку и всем людям ради Христа – радость
над радостями для славянского всечеловека-труженика», — говорит преподобный. И
поэтому так определенно резюмирует свои размышления философ-святой:
«Проблематика славянского человека, в сущности, исчерпывается Православием».
Единство
людей может быть реальным только во Христе, все остальное – утопия; единение
людей не может быть ни в какой идее, пусть даже самой гуманной и возвышенной.
Единение
в гуманистической идее привело к обратному – страшной дегуманизации. А если
произойдет единение в глобалистской идее – исчезнет человек вовсе.
Преподобный
Иустин обращается к национальным героям своей Родины, выявляя сокровища
народного духа, сохранившие национальные святыни, да и сам народ своим
преданным служением высшей Истине.
«Серб
Христов радуется смерти!» Вот как говорит преподобный Иустин о трагическом
подвиге сербского народа за «Крест честный и за свободу златую» словами диакона
Аввакума, мученика, пострадавшего во время боснийского восстания Хаджи
Проданова в 1814 г. Это «лозунг мученической истории сербского народа». Она
очень близка истории русской, столь же мученической и трагической.
Как
часто русские были распинаемы на крестовине чужеродных идей, да и просто
распинаемы врагами в буквальном смысле физического уничтожения. Но что-то
всегда давало силы выстоять, в самой черной беде опора на родные духовные
святыни всегда оказывалась верным помощником.
Преп.
Иустин говорит о глубинных архетипических чертах национального характера,
употребляя слова «аввакумовский сербизм», характеризуя его следующим образом:
«Это критерий истинного, величественного и возвышенного сербизма. Серб является
сербом лишь потому, что он Христов, ибо в таком качестве он ощущает, что
бессмертен и вечен в этом и ином мире».
Это
очень созвучно историософским характеристикам русского национального типа:
русский значит православный. Национальная идентификация осуществляется по
единому принципу, принципу духовному, — преданность Христу, Православию.
Эти
черты преданности истине Христовой и есть византийское начало, дающее крепость
и силу духа. «Неистребимость исконного начала произрастала из «упрямого» (ср.
серб. пркос) национального характера, из не поддавшегося «коллективизации»
сербского села, из византийского мироощущения, не растворившегося до конца в
новомодных западных веяниях».
Преп.
Иустин обращается к самому дорогому образу для сербского сердца, к образу св.
Саввы. Св. Савва, по словам преподобного, «основатель и творец нашей народной
философии, нашего народного мировидения». И Пасха для сербов является
праздником Святосаввья, то есть праздником «святосаввского видения мира и
жизни». Это видение – пасхальная победа над смертью, которая есть
«святосаввская философия жизни».
Существует
дильтеевская или зиммелевская «философия жизни», но есть святосаввская
философия жизни. Различия – бесконечны. Все дело в том, что сербская философия
укоренена в особенностях православной культуры. Западноевропейская культура,
как бы она не открещивалась от позитивизма и рационализма, никогда не ставила
перед собой таких (для нее умонепостижимых и запредельных) целей, которые
ставит перед собой православная культура.
Как
говорит преп. Иустин, цель православной культуры – святость и спасение.
Западная философия не знает слова спасение; оно по ту сторону ее морального
сознания, которое всегда работало в гедонистическом режиме добывания комфорта
для смертной плоти.
В
православной философии спасение – истинный смысл существования всякого
смертного, хоть немного задумывавшегося над своей трагической участью. Преп.
Иустин не устает повторять: «Жуть быть человеком», «опасно быть человеком»,
«трагично быть человеком». В таком же духе говорит и русский философ Николай
Федоров, поставивший спасение через воскресение главной целью, общим делом
всего человечества. Вот где духовная, метафизическая, онтологическая близость
мировоззрения, роднящая православные народы. Спасение, сотериология, а не
приспособление, борьба за существование.
С
глубочайшей любовью и сочувствием говорит преп. Иустин и о Митрофане
Воронежском, как о том святом, которым строится рай души русской, ставя его в
один ряд «лучших и высших представителей славян». В ряду «славянских
бессмертных», «главных зодчих православной культуры» преп. Иустин называет
имена «святого Саввы Сербского и святого Сергия Радонежского, святого Симеона
Мироточивого и святого Димитрия Ростовского, святого Прохора Пчиньского и святого
Тихона Задонского, святого Гавриила Лесновского и святого Серафима Саровского,
святого Иоанна Рыльского и святого Иоакима Осоговского, исповедника Тихона,
Патриарха Всероссийского, и исповедника Варнавы, Патриарха Сербского,
митрополита Антония Храповицкого и епископа Николая Орхидско-Жичского, святого
Иоанникия Девичского и преподобного Иоанна Кронштадского, Гоголя и
Достоевского, Хомякова и Флоренского».
Вот
эти люди, образцы-Образы, герои-подвижники, мудрецы-пророки,
духовидцы-страстотерпцы, составляют рай русской и сербской души. Содружество
святых – вечное дружество народов, подтвердивших свое духовное родство перед
Всевышним. Преп. Иустин является как бы ходатаем перед Господом за
неразрывно-кровную и духовно-душевную родственность наших народов.
Общность
заданий философии коренится в общности православных святынь, подтвердивших в
течении долгой исторической жизни общность переживания духовной Реальности и
духовных ценностей. Единое понимание соборной молитвенной практики, единое
чувство и переживание Бога, единая, выражаясь современным языком,
ценностно-смысловая картина мира, осознание глубокой чужеродности иных
религиозных культурных традиций – все это является знаком и гарантом глубинного
духовно-исторического родства и единства.
Как
Святая Русь, Сербия тоже Небесная Сербия. Поэт Петар Паич свидетельствует об
этом:
Под
землей лицо твое, над бездною,
Сербия,
страна моя небесная.
(Пер.
В.Широкова)
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.pravaya.ru/
|